От синдрома Китти Дженовезе к протестному несочувствию

[persona_grata]

На ФБ в моей ленте пошла новая волна осуждения нескорбящих. Впрочем, её и волной-то назвать трудно, - так, рябь... Люди уже выдохлись - и сострадающие, и осуждающие, но само желание видеть всех правильно скорбящими не исчезло. Этот последний замеченный мной всплеск касался уже не гибели ТУ, а трагедии в новогоднюю ночь в турецком клубе, где неизвестный убийца расстрелял 39 человек. И вот несколько человек расстраивались, что их френды пишут о салатах и продолжают отмечать Новый год, хотя погибли люди, и как же можно.
Один из авторов писал, что сам-то он не смог больше оставаться в ночном клубе; после известий о трагедии он ушел домой, размышляя о любимом им городе Стамбуле и во что он превращается благодаря терроризму, и почему остальные посетители просто продолжили танцевать.
Собственно, вот тут уже и содержится некоторый ключ к пониманию автора: для него эти события имеют какую-то личную окраску, поэтому он переживает, но при этом он не учитывает того, что для других людей - это просто одна из многочисленных трагедий, происшедших за последнее время и происходящих где-нибудь на земном шаре едва ли не ежедневно. Не говоря уже о том, что пели и танцевали люди даже на войне, когда смерть всегда была рядом, - без этого человек просто не может жить.
Каждый раз, когда происходит какая-нибудь трагедия, обязательно находится группа людей, считающая скорбящих по головам и одновременно считающая нужным заметить: "Аааа! Вот трагедию в Париже они обсуждают... А в Сомали (ЦАР, ЮАР, Ливия, Сирия, Турция - нужное подчеркнуть) даже не заметили".
Впервые психологи заинтересовались тем, что выглядело как массовое отсутствие сочувствия, в 1964 году после убийства в Нью-Йорке молодой женщины Китти Дженовезе (другая транскрипция Дженовиз). 38 её соседей видели из окон, как её убивали, но никто не позвонил в полицию. В психологии даже появился термин - синдром Дженовезе.
И, хотя описанная ситуация отличается от трагедий последних дней, выводы, сделанные исследователями, не устарели. Суть их в том, что массовое переселение из деревень в города, т.е. урбанизация несет в себе огромный стресс для человека, к которому психика не успевает адаптироваться. Апатия свидетелей на самом деле была одной из реакций на жизнь в большом городе.
"Вопрос чуть ли не психологического выживания человека, окруженного и сжатого миллионами людей, — защититься от постоянных вторжений в личную жизнь, и единственный путь достижения этого — почти полное игнорирование всех этих людей. Равнодушие к соседу и его проблемам — это условный рефлекс всех живущих в Нью-Йорке и в других крупных городах» (цитата из отличной книги М. Гладуэлла "Переломный момент").
По прошествии времени ситуация стресса для городского жителя, заставляющая его реагировать на происходящее избирательно, еще больше обострилась, и это хорошо описала Е. Шульман в статье Почему кажется, что все стали грубыми и злыми: Индивид прошлой эпохи вообще не видел никаких людей, кроме тех, с которыми он непосредственно физически общался - его родных, близких и знакомых. Поэтому требования по эмпатии и сочувствию распространялись только на этот круг людей. Однако еще в XX, и теперь уже в XXI веке общее информационное пространство изменило эту ситуацию. Мы видим всех пострадавших от всех несчастий во всем мире. И сталкиваемся мы с ними как со своими знакомыми: видим их лица, читаем то, что они сами пишут, слышим и читаем все то, что пишут и говорят их родственники и близкие. В этой ситуации от нас требуется, чтобы мы им сочувствовали. Одновременно эти новые требования для многих людей оказываются невыносимыми и вызывают у них ответное отторжение. Желание сказать: «Мне все равно», "Я ничего не чувствую", «Я не могу оплакать все погосты в мире».

А сейчас мне хотелось бы заострить внимание на некоторых специфических чертах конфликта именно в российском обществе и именно по поводу крушения ТУ, когда огромное большинство людей обвиняло меньшинство в недостатке сочувствия.
Эти мысли я уже высказывала там и сям в комментариях, и вот теперь представился повод собрать их вместе.
Было бы нечестным не заметить, что в случае с катастрофой ТУ речь шла не просто об отсутствии сочувствия у задавленного стрессами горожанина. Речь шла о некоем, если можно так выразиться, "протестном несочувствии", - то есть, позиции, когда я не хочу скорбить о погибших, потому что дело их было неправедным.
На мой взгляд, не стоит надевать белые одежды и спешить клеймить этих нескорбящих. Когда таких людей миллионы, это означает, что у такого поведения есть причины.
Думаю, как и в истории с убийством Китти Дженовезе, аналитикам тут будет над чем задуматься.
На мой взгляд, Пархоменко в своём последнем эфире на Эхе отлично сформулировал как раз причины того, почему люди уходят вот в это протестное несочувствие, - да просто больше некуда идти.
Цитата:
Но история с этой аварией превратилась в большой социальный эксперимент, поставленный значительной частью российского общества над собой. Эксперимент этот привел вот к каким результатам, к результатам колоссального психологического срыва, который произошел с огромным количеством людей.
Мне кажется, что я понимаю, отчего это произошло. Это произошло не просто от злости, это произошло не просто из вредности, это произошло не просто от невоспитанности, или от невыдержанности, или от чего-нибудь еще такого. Я вижу в этом следы своего рода отчаяния. Отчаяния огромного количества людей, причем людей думающих, формулирующих, пытающихся проанализировать свою жизнь и то, что их окружает, людей, говорящих публично, людей, умеющих сформулировать свои мысли. Отчаяние этих людей от собственной неспособности каким бы то ни было образом повлиять на ситуацию. Потому что они хотели бы как-нибудь это изменить. Они хотели бы как-то повлиять на историю с сирийской войной, на историю с украинской войной; на историю с бессмысленностью жертв, которые страна несет; на то, что человеческая жизнь не стоит ни гроша; на то, что военное ведомство абсолютно закрыто и не хочет, не допускает никакого контроля над собой. И поэтому мы ничего не понимаем ни про этот самолет, ни про его закрылки, ни про то, почему он стоял 30 лет, ни про то, почему именно на нем полетели в Сирию, ни про то, зачем полетели в Сирию. В здоровых государствах, работающих государствах, общество умеет влиять на это, общество умеет менять это, общество умеет контролировать это, общество умеет наказывать виновных, которых оно находит. Для этого есть много разных институтов, для этого есть много разных систем, которые со столетиями выработаны человечеством. Для этого есть выборы, чтобы наказывать администраторов, которые плохо работают, не справляются со своими обязанностями и губят людей. Для этого есть ответственность правительства перед парламентом, в результате чего министры – в данном случае министр обороны, например – несут ответственность за катастрофы, которые произошли под их руководством.
Для этого есть свободная пресса, которая расследует то, что произошло на самом деле. Для этого есть суд, который разбирается с тем, что обнаружила свободная пресса и так далее.
Эти институты разрушены в современной России. Все, что осталось – это голосовые связки. Все, что осталось – это оголенные нервы и бесконечный тысячеголосый вопль.
http://echo.msk.ru/programs/sut/1900910-echo/

Comments

[jozhik]

Я скорблю по тем, кто скорбит...

[persona_grata]

Щас читала пропущенное выступление Сванидзе; он там тоже рассказывал про то, какая Лиза непогрешимая святая. Захотелось в ответ прочитать "гарик".
=Увы, но я не деликатен
и вечно с наглостью циничной
интересуюсь формой пятен
на нимбах святости различной.

Еще вот этот вот аргумент отправляет в нокаут: а вы спасли хоть одного бомжа?
Я тоже могу спросить: а вы мою работу когда-нибудь выполняли?
Ни в коем случае не радуясь смерти Лизы, могу сказать, что это была ее работа, причем отмеченная наградами и премиями.
Да, она погибла, но эта тема поднималась и при ее жизни и не имеет отношения к ее смерти. А под предлогом ее гибели людям просто хотят заткнуть рот, - людям, у которых и так не осталось способов влиять на ситуацию в стране.

[jozhik]

Всё так.

могу сказать, что это была ее работа,

[enter_pretty]

Это не была ее работа. Ее работа была детский врач-реаниматолог. А работа в общественном фонде - это выбор и подвижничество. Совершенно разные вещи, если сравнивать профессиональную работу реаниматолога и переводчика.

Re: могу сказать, что это была ее работа,

[persona_grata]

Где и когда она работала детским реаниматологом?
Слушай, мы всё это уже обсуждали и не хотелось бы заводиться по новой.
Подвижничество - это когда человек ничего с этого не имеет, ни денег, ни личного пиара, потому что это тоже наркотик. Да, сейчас она погибла, но все те же темы обсуждались и при ее жизни, и смерть их никак не отменяет.

Re: могу сказать, что это была ее работа,

[nechaman]

Я что-то сомневаюсь, что любой волонтер сразу уж и подвижник. Волонтерская работа привлекательна сама по себе. Ты делаешь что-то, что тебе лично кажтеся важным, и не за деньги. Дает удовлетворение. Я все время где-то волонтерю. Четыре года в чате с проблемными подростками, потом еще сторожила овечек по ночам (по сравнению с подростками просто сплошной кайф), потом на раскопках ну и т.д.
И в целом идти против мейнстрима и режима, при прочих равных гораздо труднее, чем вместе с ним. Личные качества при этом могут быть разные.

А реально, для тех, кто лично не знаком, я думаю, человек уже превращается в символ. Кто там знал лично этих Даниэля и Синявского. И они же даже открыто не выступали против режима. И тем не менее стали символом. Так что вообще спроить про ее личные качества, как-то бессмысленно.

[nechaman]

Все-таки, мне кажется, это вещи не связанные.
То, что я не могу по всем скорбеть, это понятное психологическое состояние. И даже, когда идет война и все время погибают люди, о которых душа реально болит, невозможно в это погрузиться полностью. Ты отдаешь скорби в своей душе какую-то площадь для этого, но реагировать на каждого убитого, так, как будто это мой родственник погиб - невозможно, так как жизни никакой не останется.
Но какая связь с режимом? Почемиу "не скорбение" становится политическим высказыванием?
Ну, даже, если их дело было не особо праведным, лично мне они ничего не сделали. Я могу радоваться чьей-то гибели, если она спасает меня лично. А во всех остальрных случаях, не важно, кто погиб - радоваться как-то ни к чему. И "не скорбь" - мне кажется, просто факт жизни. Злорадство по поводу, не очень хорошая вещь, хотя иногда есть соблазн.

Например, я не могла удержаться, и когда услышала о самолете не могла не процитировать мужу старый анекдот: "Это трагедия, но не беда". Надо для порядка отметить, что удержаться от такой реакции вообще довольно трудно. Когда мама моего мужа умерла через два дня после моей, я тоже не удержалась и сказала ему "Вы будете смеяться, но Роза тоже умерла..."

[jozhik]

"Это трагедия, но не беда" - возьму на вооружение. )

[nechaman]

Это же старый анекдот. такой. И я, как часто со мной бывает, напутала, там шла речь о катастрофе... — Какая разница между бедой и катастрофой? — Допустим, козлик шел по мостику, провалился и утонул. Это беда, но не катастрофа. А теперь допустим, что упал и разбился самолет с членами правительства на борту. Это катастрофа, но не беда. Кажется, что это первое, что приходит в голову :)

2 января 2017 г., 9:41 пользователь jozhik - DW Comment < dw_null@dreamwidth.org> написал:

[persona_grata]

Ценю ваше чувство юмора; сама стараюсь его не терять.
=Но какая связь с режимом? Почему "не скорбение" становится политическим высказыванием?=
Связь прямая; перечитайте в моем посте цитату из Пархоменко.
У людей нет возможности выразить свое отношение к власти на выборах или в прессе. Протесты запрещены, и даже за репост можно сесть. В этих условиях едва ли не единственный доступный мне способ протеста - отказ скорбеть об условном докторе Лизе или любом другом, выступающем на стороне режима.

[enter_pretty]

Что-то я не согласна с Пархоменко. Я вот не скорбела, но это никаким боком к моему отношению к режиму. А много по чему не скорбела. Просто потому что это от меня эмоционально далеко. Если откликаться на все трагедии мира, так будешь непрерывно в скорби. На ближних не хватит.

[persona_grata]

Всё правильно; некоторые не скорбели, потому что это от них эмоционально далеко.
Но речь ведь не о них, а о Бабченко и его сторонниках. Я бы и себя сюда же отнесла.

[nechaman]

Я наверное далека от этих реалий. Да еще среди моих друзей в России видела споры по поводу. Их всех в симпатиях к режиму заподозрить трудно, но и среди них мнения разделились. Так что, я думаю, это еще зависит от того, насколько человек ощущает себя загнанным в угол, так что "не скорбь" может стать единственным видом протеста. Те, кто еще думает, что может, или реально может протестовать - наверное ощущает по-другому.

2 января 2017 г., 9:48 пользователь persona_grata - DW Comment < dw_null@dreamwidth.org> написал:

[persona_grata]

Мне близко то, что написал Пархоменко, потому что я не ощущаю никаких возможностей для протеста, кроме постов в сетях, и то за них уже сажают.
Тут еще очень важно, насколько человеку враждебно происходящее. Скажем, для меня власть такой же враг, как и для Украины, - они уничтожают мою страну. Поэтому - на войне как на войне. На войне люди не скорбят о погибших врагах.

[jozhik]

Не скорбят те, кому нечего терять.

Но какая связь с режимом? Почемиу "не скорбение" станов

[enter_pretty]

Да, вот тоже не понимаю. И скорбение тогда тоже что ли политические высказывание - за режим? Нет же.

Re: Но какая связь с режимом? Почемиу "не скорбение" стан

[persona_grata]

В том числе и высказывание за режим, да. Если из всех возможных трагедий люди почему-то выбирают скорбеть о каких-то чужих им погибших, скорее всего для этого есть причина.

Если из всех возможных трагедий люди почему-то выбираю

[enter_pretty]

У меня сложилось мнение, что выражение скорби стало ответом на открытое выражение злорадства. То есть это была ответка такая, типа, вы такие циничные, а мы - нет, мы будем скорбеть. Потому что ДО высказываний Бабченко и подобных текстов, никакого вот прям "ой, беда-беда" в сетях не было. Конечно были официальные соболезнования, но так они всегда бывают в подобных случаях.
И да, открытый отказ в скорби - это конечно реакция на Сирию. Символизм происшествия настолько явный, что его странно было бы отрицать.

[laralelya]

Твсячеголосый вопль вопиющих в пустыне...

[persona_grata]

Добро пожаловать в мою песочницу))
Ваистену в пустыне, Ларочка.

[enter_pretty]

:) Лара, здравствуй. Рада тебя приветствовать:)

[laralelya]

Приветствую, Лена :)

[jozhik]

Тысячеголосый вопль: Констанция! Констанция! Констанция!... )))

[ratomira]

Мне это напоминает, когда свадебный кортеж случайно встречается на дороге с похоронным. Люди в свадебном кортеже радуются, смеются, пьют шампанское, а люди в похоронном кортеже смотрят на них с укором: как они могут смеяться и радоваться, когда тут мы хороним родственника. Но люди в свадебном кортеже даже не знали человека, которого хоронят.

Прикол в том, что каждый день кого-то хоронят. И если сочувствовать всем и всегда, то не останется места для радости.

Другими словами: люди в похоронном кортеже должны понимать, что свадебный кортеж радуется не потому, что кто-то умер.

Вчера в Индонезии произошел пожар на пароме, погибло 30 человек. И что? Из-за этого всему миру надо скорбеть и Новый год отменять? Паромы эти тонут с десятками жертв чуть ли не каждый день то в Индонезии, то в Бангладеш, то в Малайзии Это не повод превращать весь год в скорбь нон-стоп, как бы не цинично это звучало.

Конечно, когда погибают десятки людей в твоей стране, это и трагедия, и национальный траур, и веселье неуместно. Но из-за погибших в другой стране отменять себе праздник как-то глупо. Кто бы там не погиб: индонезийцы, турки или россияне.

[persona_grata]

я-то согласна... а вот желающие скорбеть коллективно - не всегда)