![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)

Объясняет политолог Кирилл Рогов, в интервью на Эхе за несколько часов до ареста Улюкаева.
Эпиграф.
Репрессии - это уже один из важнейших элементов политического управления, который существует. Еще 3-4 года назад мы совсем так не могли сказать. Десять лет назад ни в коем случае так не могли сказать. Сегодня мы так можем сказать.
Я хочу вернуться к этой картинке общей, которую я увидел в новостях. Здесь диверсантов разоблачили, здесь захватили террористов, а здесь мирных людей арестовали за то, что они оскорбили чувства верующих, прямо целых 10 человек увезли с вещами, обыскали квартиры и увезли в кутузку. И конечно, это производит впечатление, такая картинка какого-то такого полицейского государства. Нормального полицейского государства. Тут главные новости – кого-то арестовали. И это не просто новости такие случайные. Это некоторый фон, и он уже стабилен у нас довольно. Здесь арестовали, здесь заподозрили. Здесь возбудили дело. И когда я начал читать про этих несчастных людей, которые защищают сквер, - часто мне последнее время приходит на память про Чиполлино.
Это какой-то настоящий Чиполлино. Люди строят себе домик, несколько кирпичей и тут приезжает синьор Помидор и его лимончики, которые всех хватают. Это чувство Чиполлино, оно на самом деле характерно, потому что это описывается такой олигархическо-полицейский режим. Он устроен так. Там есть такая псевдозаконность, абсолютная безнаказанность правоохранителей. Постоянно полиция регулирует взаимоотношения государства, власть предержащих и населения. И это мы читали только в книжках в детстве. И теперь мы это видим.
И здесь еще что важно мне кажется – что некоторый принцип был в какой-то момент взят в том, что надо опираться на правоохранителей, они всегда правы. Но нужно не давать спуску. Нужно доводить все дела до конца. Нужно показывать людям, что сопротивление бесполезно. И дальше эта правоохранительная машина начинает работать, ей куда деваться. Ее уже так расширили, так надули деньгами, полномочиями и безнаказанностью, что она начинает работать во все стороны, она как такой трактор. И здесь есть системные проблемы, ты ничего уже не можешь с этим сделать. Ты не можешь ее как-то ограничить и держать в рамках. Она должна работать. Если она поставлена на грядку.
На самом деле репрессивная машина имеет несколько уровней, несколько целей. Прежде всего, повышается репрессивность правоохранительной системы в целом. Мы видим на статистике, что после долговременного тренда на сокращение количества посадок, количества обвинительных приговоров, тренд изменился - на возрастающую репрессивность правоохранительной системы в последние два года. Механизм управления элитами другой. Ельцин все время кого-то выгонял, назначал. Была известная кадровая чехарда. Но это был механизм управления. Теперь можете сесть в каждый момент, и это [теперешний] механизм управления, он отлаженный, он расширяется. Он такой, это новая наша реальность управленческая.
Если говорить конкретно об этой статье [оскорбление чувств верующих], то, на мой взгляд, она несомненно антиконституционная. Это в данном случае мы имеем дело с политической репрессией.
Возвращаясь к моему описанию, как устроены репрессии в таком полицейско-репрессивном государстве. Это немножко все устроено так, мы сказали, что первый уровень это общий рост репрессивности системы. Второй уровень – целый фронт репрессий против элит, чтобы держать их в напряжении, в страхе. Они все сейчас рискуют сесть в тюрьму. У тебя выхода легкого нет с твоего высокого поста, потому что если что не так, немедленно приезжает проверка… и ты идешь в тюрьму как взяточник. Вместо того чтобы отдыхать как пенсионер, бывший министр. Это второй фронт репрессий. Третий уровень – ограничение гражданских прав и свобод людей. Это тоже мы видим, это и осуждение за слова, за посты, это осуждение за гражданскую активность. Криминализация гражданской активности, криминализация того, что люди выходят на демонстрации, это криминализируется через специальные статьи введенные. То, что человек защищает скверик это можно криминализировать через специально введенные статьи, у которых нет ясных составов преступления. Они по сути своей неконституционны, потому что они могут стать инструментом ограничения конституционных прав граждан.
Но они существуют в нашем законодательстве. И они являются инструментом полицейского государства для ограничения гражданских прав людей. Конституционных гражданских прав. Это следующий уровень репрессий. Третий и он довольно широкий. Там могут быть и мягкие репрессии, когда довольно мягким образом это ограничивается. Могут быть жесткие репрессии, когда тюрьма грозит и за слова, и за выход на пикет.
И четвертый очень важный уровень это неформальные репрессии. Ряженые казаки, убийцы Немцова. Это неформальные репрессии. Это издержки, которые несет человек, который занимается политической деятельностью… Борис Немцов российский политик, он шел по Красной площади и был убит ровно там некоторыми людьми; мы не знаем другого их мотива, кроме как расправы, и это типичный пример неформальной политической репрессии. Очень трагический и экстремальный. Но много авторитарных режимов использовало этот способ расправы с политическими активистами. С помощью некоторых неформальных, не относящихся непосредственно к власти групп, которые осуществляют эти репрессии.
Но суть этого процесса в том, что формируется некоторая система. Вводятся в законодательство определенные нормы, меняются нормы общественные, потому что общество начинает по-другому понимать, что можно, что нельзя, его к этому надо приучить. Для этого некоторых нужно сажать показательно. Чтобы все поняли, что вот так нельзя и что это очень большая издержка. Например, случай с Дадиным это очень характерная история же, ведь человека не просто посадили за то, что он конституционным образом просто выражал свое мнение. И нам еще показали, что это ты не просто пойдешь в тюрьму. С тобой там еще знаете, что может случиться. И это воспитание в обществе этого страха. Это знак людям, что цена сопротивления режиму возрастает
Есть такой исследователь компаративист, политолог, который написал классическую работу о репрессивности и репрессивных режимах. У него там главный вывод совершенно поразительный. Он задался целью исследовать, определить на сравнительном материале многих стран, чем определяется уровень репрессивности режима. И он пришел к выводу, что главный фактор - это предыдущий уровень репрессивности режима. То есть если режим начинает расширять репрессии, то он не может потом остановиться. Потому что если уж репрессивность есть, то ее надо повышать. И если предыдущая репрессивность не встретила сопротивления, то будет следующий шаг сделан. Это очень интересный и многообещающий вывод.
Наверное, это можно остановить. Но для этого должны сформироваться довольно серьезные какие-то силы, которые в этом заинтересованы. Потому что сама инерция репрессий — это очень мощный политический фактор. Это конкретные люди, они сегодня имеют огромные полномочия, они вне контроля. Они на коне, у них все хорошо, они много получают. И они будут бороться за это право зарабатывать на репрессиях.
Полный текст