В нездоровом теле нездоровый дух

Те критики, что отказывают русской литературе в оригинальности и национальных корнях, утверждая, что вся она более или менее добросовестно снятая калька с литературы западной, производят впечатление людей, сравнивающих две вещи, об одной из которых имеют они несколько туманное представление. Русская литература, по крайней мере в одном вопросе, совершенно оригинальна, глубоко национальна и не имеет себе равных в мировой культуре. Я говорю о "народной" её струе, о тех бесконечных описаниях "страдающего", "угнетенного", "безмолвствующего", "многотерпимого", но в сути своей "мудрого", "здорового", "богоносного" и пр., и пр., и всякого ещё разного народа российского, который в известное время воспрянет, расправит плечи богатырские свои и сбросит наконец всех угнетателей и паразитов. Свойства, до сих пор в истории России не наблюдаемые и описанные, – замечу попутно – людьми, народа не знающими и не понимающими, одной лишь силой зуда, причиняемого tinea cаpitis patriae amor[лишай стригущий патриотический - прим.], придумавшими некий "народ", который отвечал бы их собственным чаяниям. Действительно, трудно себе представить ... ну, пусть тех же Диккенса или Теккерея, бесконечно разводивших страницы романов жижицей о "здоровых", но почему-то до поры до времени "дремлющих" силах народа британского. Кто может представить, пусть попробует. Точно также не представимы в роли "певцов народных" ни Марк Твен, ни Бред Гарт, ни Бальзак, ни Сервантес, ни Лопе де Вега. И Боккаччо с Данте – тоже. С другой стороны в России, с тех самых пор, как здесь появилось профессиональное литературное занятие – в начале XIX века – вы не найдете ни одно мало-мальски известного автора, не исписавшего по крайне мере несколько десятков погонных метров бумаги на эту благодарную тему. И все одно и то же: "подспудные силы" народа, его "здоровые корни", "мудрость" и прочие чудеса. Сплошные "народные типы": "наташи ростовы" да "каратаевы" с "татьянами, русскими душою"...

Почему так? Станете ли вы, дорогой читатель, занимать здорового, розовощекого парнягу-косая-сажень-в-плечах, разговорами о его здоровье? Будете ли часами убеждать его в том, что и так всем и прежде всего самому предмету вашей заботы понятно и без вашей болтовни? Уместен ли такой разговор? Не оскорбителен ли? Правильно. А где уместен? Опять-таки – угадали: у постели тяжело больного. Он нуждается в моральной поддержке, в мотивации, в духовных витаминах, жирах и углеводах. Здесь все возможности следует задействовать для того, чтобы мобилизовать последние силы страждущего на борьбу с недугом. Так и с народами: здоровые народы читать подобных дешевых славословий не будут, писатель, дающий народу "народные типы" после первого же романа вынужден будет заняться сочинением более реалистической литературы: заявлений в жилкопы по заказам старушек, сочинений оболтусам-старшеклассникам или завести свой собственный блог для девушек.
Здоровым народам эта каша из патриотических соплей далека, странна и непонятна.
Ирина Бирна

На тему Жэ и Гэ

Буквоед в недоумении. Совсем еще недавно всё из Петербурга, включая понаехавших виолончелиздов, было петербургским. На всякий случай я загуглила Санкт-Петербургский госунивер. Он таки по-прежнему ПетербурГГГский.
Но внезапно остальное вдруг стало петербуржским.
Как по мне, это началось с ПетербурЖского экономического форума. Прошло по петербурЖскому мосту им. Ахматовой Ахмата и достигло кульминации в трогательном рассказе о своем жизненном пути петербурЖской балерины Насти В. Эху Москвы (согласна, оч смешно - Настя, и вдруг на Эхе).
Хелп, Мэй дэй. Я что-то пропустила?..