![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
persona_grataТак получилось, что в Ведомостях я прочла очередные результаты опросов Росстата, а на сайте ehorussia подняли старые цитаты из маркиза де Кюстина о России аж из его путевых заметок 1839 года.
И вот эти два разных информационных массива разместились в моем мозгу на одной полочке.
В Ведомостях написано о том, что в России заметно выросла смертность и бедность. Но в телевизоре об этом не говорят, поэтому граждане об этом тоже не говорят. Цитирую: «Граждане, судя по опросам, осознают тяжесть ситуации в экономике и не верят, что власть в состоянии вывести страну из кризиса. Но те же граждане поддерживают внешнюю политику власти, которая вернула державе «величие». Пропаганда величия работает на замену впечатлений: в магазине дорого, но можно думать не об этом, а о победе над «пиндосами».
И вот эта история с величием лично мне крайне неприятна . В неконтролируемой тяге к нему есть что-то постыдное, если общество, конечно, считает себя цивилизованным. Это такой же наркотик для ума, как, скажем, алкоголь, на который у туземных народов выменивали земли. В России власть на рассказы о величии выменивает лояльность. Если совсем коротко, неконтролируемая тяга к величию - это туземный уровень; это позволение собой манипулировать не просто за дешево а задарма. А если уж у нас скрепы, - так в Писании сказано, что гордыня - главнейший смертный грех.
Тут френдесса Маша мне как-то сказала, что, мол, если народ долго был унижен, то понятно, что за величие он готов всё отдать. Я подумала - и не согласилась. Мало ли, чем в жизни могут быть обделены люди. Некоторые, например, обделены сексом. Но вряд ли мы станем оправдывать такого обделенного, если он будет по вечерам выходить насиловать одиноких прохожих. Мне кажется, от зрелого цивилизованного человека мы все же вправе ждать контроля над инстинктами и маниями, - или в противном случае мы не будем называть его зрелым и цивилизованным.
И вот после этого моего предисловия я надеюсь, будет понятно, почему мне врезались в память цитаты из де Кюстина. Это еще один из удивительных приветов из прошлого, описывающих наше настоящее, и это чувствительная и болезненная прививка от тяги к самовозвышению. Путевые заметки де Кюстина о России не публиковались здесь в полном объеме до недавнего времени, - что неудивительно. В 1930 г. появился сокращенный перевод, где из оригинального текста были выброшены все приводимые автором иллюстрации генерального тезиса его книги — о пагубности режима единоличной власти и чрезмерной централизации бюрократического аппарата для управления столь обширной территорией, как Россия. Не вошли в то издание и прогнозы Кюстина (если не изменится образ правления) — о неизбежности грядущей революции и о её движущих силах. Не нашлось места и его соображениям о геополитической роли России, которую она, по мнению автора, могла бы играть в будущем, не входя в конфликты с мировыми державами. Также были пропущены почти все наблюдения автора о рабском положении и нищенском существовании большинства народа России, и все его многочисленные возмущения по поводу варварских, по мнению автора, планов Николая I о сносе исторических памятников и, на их месте, — уродливому новому строительству в Санкт-Петербурге и особенно — в Москве.
Не правда ли, как будто не об эпохе Николая Первого, а совсем о другом правителе?
Итак, несколько цитат.
«Чем больше я узнаю Россию, тем больше понимаю, отчего император запрещает русским путешествовать и затрудняет иностранцам доступ в Россию. Российские порядки не выдержали бы и двадцати лет свободных отношений между Россией и Западной Европой. Не верьте хвастливым речам русских: они принимают богатство за элегантность, роскошь — за светскость, страх и благочиние — за основания общества. По их понятиям, быть цивилизованным — значит быть покорным; они забывают, что дикари иной раз отличаются кротостью нрава, а солдаты — жестокостью; несмотря на все их старания казаться прекрасно воспитанными, несмотря на получаемое ими поверхностное образование и их раннюю и глубокую развращенность, несмотря на их превосходную практическую сметку, русские еще не могут считаться людьми цивилизованными. Это татары в военном строю — и не более».
***
Пусть даже Россия не пойдет дальше дипломатических притязаний и не отважится на военные действия, все равно ее владычество представляется мне одной из опаснейших вещей в мире. Никто не понимает той роли, какая суждена этому государству среди европейских стран: в согласии со своим устройством оно будет олицетворять порядок, но в согласии с характером своих подданных под предлогом борьбы с анархией начнет насаждать тиранию
***
Россия — это лагерная дисциплина вместо государственного устройства, это осадное положение, возведенное в ранг нормального состояния общества.
***
Перед вами всякую минуту возникает образ неумолимого долга и покорности, не позволяя забыть о жестоком условии человеческого существования - труде и страдании! В России вам не позволят прожить, не жертвуя всем ради любви к земному отечеству, освященной верой в отечество небесное.
***
Обо всех русских, какое бы положение они ни занимали, можно сказать, что они упиваются своим рабством.
***
Страна эта, говоря по правде, отлично подходит для всякого рода надувательств; рабы есть и в других странах, но чтобы найти столько рабов придворных, надо побывать в России. Не знаешь, чему дивиться больше, — то ли безрассудству, то ли лицемерию, которые царят в этой империи; Россией по-прежнему правят с помощью скрытности и притворства… В этой стране признать тиранию уже было бы прогрессом.
***
Россия — нация немых; какой-то чародей превратил шестьдесят миллионов человек в механических кукол, и теперь для того, чтобы воскреснуть и снова начать жить, они ожидают мановения волшебной палочки другого чародея.
***
После нашествия монголов славяне, до того один из свободнейших народов мира, попали в рабство сначала к завоевателям, а затем к своим собственным князьям. Тогда рабство сделалось не только реальностью, но и основополагающим законом общества. Оно извратило человеческое слово до такой степени, что русские стали видеть в нем всего лишь уловку; правительство наше живет обманом, ибо правда страшит тирана не меньше, чем раба. Поэтому, как ни мало говорят русские, они всегда говорят больше, чем требуется, ибо в России всякая речь есть выражение религиозного или политического лицемерия.
***
Обилие ненужных предосторожностей дает работу массе мелких чиновников; каждый из них выполняет свои обязанности с видом педантическим, строгим и важным, призванным внушать уважение к бессмысленнейшему из занятий; он не удостаивает вас ни единым словом, но на лице его вы читаете: «Дайте мне дорогу, я — составная часть огромной государственной машины». Эта составная часть, действующая не по своей воле, подобна винтику часового механизма — и вот что в России именуют человеком!
***
обилие предосторожностей, которые здесь почитают необходимыми, но без которых прекрасно обходятся во всех других странах, показывало мне, что я стою перед входом в империю страха, а страх заразителен, как и грусть: итак, я боялся и грустил… из вежливости… чтобы не слишком отличаться от других.
***
Притворное смирение кажется мне величайшей гнусностью, до какой может опуститься нация рабов; бунт, отчаяние были бы, конечно, более страшны, но менее подлы; слабость, которая пала так низко, что не позволяет себе даже жалобного стона — этого утешения невольников; страх, изгоняемый страхом еще более сильным, — все это нравственные феномены, которые невозможно наблюдать
***
Я не упрекаю русских в том, что они таковы, каковы они есть, я осуждаю в них притязания казаться такими же, как мы. Пока они еще необразованны — но это состояние по крайней мере позволяет надеяться на лучшее; хуже другое: они постоянно снедаемы желанием подражать другим нациям, и подражают они точно как обезьяны, оглупляя предмет подражания. Видя все это, я говорю: эти люди разучились жить как дикари, но не научились жить как существа цивилизованные, и вспоминаю страшную фразу Вольтера или Дидро, забытую французами: «Русские сгнили, не успев созреть».
И вот эти два разных информационных массива разместились в моем мозгу на одной полочке.
В Ведомостях написано о том, что в России заметно выросла смертность и бедность. Но в телевизоре об этом не говорят, поэтому граждане об этом тоже не говорят. Цитирую: «Граждане, судя по опросам, осознают тяжесть ситуации в экономике и не верят, что власть в состоянии вывести страну из кризиса. Но те же граждане поддерживают внешнюю политику власти, которая вернула державе «величие». Пропаганда величия работает на замену впечатлений: в магазине дорого, но можно думать не об этом, а о победе над «пиндосами».
И вот эта история с величием лично мне крайне неприятна . В неконтролируемой тяге к нему есть что-то постыдное, если общество, конечно, считает себя цивилизованным. Это такой же наркотик для ума, как, скажем, алкоголь, на который у туземных народов выменивали земли. В России власть на рассказы о величии выменивает лояльность. Если совсем коротко, неконтролируемая тяга к величию - это туземный уровень; это позволение собой манипулировать не просто за дешево а задарма. А если уж у нас скрепы, - так в Писании сказано, что гордыня - главнейший смертный грех.
Тут френдесса Маша мне как-то сказала, что, мол, если народ долго был унижен, то понятно, что за величие он готов всё отдать. Я подумала - и не согласилась. Мало ли, чем в жизни могут быть обделены люди. Некоторые, например, обделены сексом. Но вряд ли мы станем оправдывать такого обделенного, если он будет по вечерам выходить насиловать одиноких прохожих. Мне кажется, от зрелого цивилизованного человека мы все же вправе ждать контроля над инстинктами и маниями, - или в противном случае мы не будем называть его зрелым и цивилизованным.
И вот после этого моего предисловия я надеюсь, будет понятно, почему мне врезались в память цитаты из де Кюстина. Это еще один из удивительных приветов из прошлого, описывающих наше настоящее, и это чувствительная и болезненная прививка от тяги к самовозвышению. Путевые заметки де Кюстина о России не публиковались здесь в полном объеме до недавнего времени, - что неудивительно. В 1930 г. появился сокращенный перевод, где из оригинального текста были выброшены все приводимые автором иллюстрации генерального тезиса его книги — о пагубности режима единоличной власти и чрезмерной централизации бюрократического аппарата для управления столь обширной территорией, как Россия. Не вошли в то издание и прогнозы Кюстина (если не изменится образ правления) — о неизбежности грядущей революции и о её движущих силах. Не нашлось места и его соображениям о геополитической роли России, которую она, по мнению автора, могла бы играть в будущем, не входя в конфликты с мировыми державами. Также были пропущены почти все наблюдения автора о рабском положении и нищенском существовании большинства народа России, и все его многочисленные возмущения по поводу варварских, по мнению автора, планов Николая I о сносе исторических памятников и, на их месте, — уродливому новому строительству в Санкт-Петербурге и особенно — в Москве.
Не правда ли, как будто не об эпохе Николая Первого, а совсем о другом правителе?
Итак, несколько цитат.
«Чем больше я узнаю Россию, тем больше понимаю, отчего император запрещает русским путешествовать и затрудняет иностранцам доступ в Россию. Российские порядки не выдержали бы и двадцати лет свободных отношений между Россией и Западной Европой. Не верьте хвастливым речам русских: они принимают богатство за элегантность, роскошь — за светскость, страх и благочиние — за основания общества. По их понятиям, быть цивилизованным — значит быть покорным; они забывают, что дикари иной раз отличаются кротостью нрава, а солдаты — жестокостью; несмотря на все их старания казаться прекрасно воспитанными, несмотря на получаемое ими поверхностное образование и их раннюю и глубокую развращенность, несмотря на их превосходную практическую сметку, русские еще не могут считаться людьми цивилизованными. Это татары в военном строю — и не более».
***
Пусть даже Россия не пойдет дальше дипломатических притязаний и не отважится на военные действия, все равно ее владычество представляется мне одной из опаснейших вещей в мире. Никто не понимает той роли, какая суждена этому государству среди европейских стран: в согласии со своим устройством оно будет олицетворять порядок, но в согласии с характером своих подданных под предлогом борьбы с анархией начнет насаждать тиранию
***
Россия — это лагерная дисциплина вместо государственного устройства, это осадное положение, возведенное в ранг нормального состояния общества.
***
Перед вами всякую минуту возникает образ неумолимого долга и покорности, не позволяя забыть о жестоком условии человеческого существования - труде и страдании! В России вам не позволят прожить, не жертвуя всем ради любви к земному отечеству, освященной верой в отечество небесное.
***
Обо всех русских, какое бы положение они ни занимали, можно сказать, что они упиваются своим рабством.
***
Страна эта, говоря по правде, отлично подходит для всякого рода надувательств; рабы есть и в других странах, но чтобы найти столько рабов придворных, надо побывать в России. Не знаешь, чему дивиться больше, — то ли безрассудству, то ли лицемерию, которые царят в этой империи; Россией по-прежнему правят с помощью скрытности и притворства… В этой стране признать тиранию уже было бы прогрессом.
***
Россия — нация немых; какой-то чародей превратил шестьдесят миллионов человек в механических кукол, и теперь для того, чтобы воскреснуть и снова начать жить, они ожидают мановения волшебной палочки другого чародея.
***
После нашествия монголов славяне, до того один из свободнейших народов мира, попали в рабство сначала к завоевателям, а затем к своим собственным князьям. Тогда рабство сделалось не только реальностью, но и основополагающим законом общества. Оно извратило человеческое слово до такой степени, что русские стали видеть в нем всего лишь уловку; правительство наше живет обманом, ибо правда страшит тирана не меньше, чем раба. Поэтому, как ни мало говорят русские, они всегда говорят больше, чем требуется, ибо в России всякая речь есть выражение религиозного или политического лицемерия.
***
Обилие ненужных предосторожностей дает работу массе мелких чиновников; каждый из них выполняет свои обязанности с видом педантическим, строгим и важным, призванным внушать уважение к бессмысленнейшему из занятий; он не удостаивает вас ни единым словом, но на лице его вы читаете: «Дайте мне дорогу, я — составная часть огромной государственной машины». Эта составная часть, действующая не по своей воле, подобна винтику часового механизма — и вот что в России именуют человеком!
***
обилие предосторожностей, которые здесь почитают необходимыми, но без которых прекрасно обходятся во всех других странах, показывало мне, что я стою перед входом в империю страха, а страх заразителен, как и грусть: итак, я боялся и грустил… из вежливости… чтобы не слишком отличаться от других.
***
Притворное смирение кажется мне величайшей гнусностью, до какой может опуститься нация рабов; бунт, отчаяние были бы, конечно, более страшны, но менее подлы; слабость, которая пала так низко, что не позволяет себе даже жалобного стона — этого утешения невольников; страх, изгоняемый страхом еще более сильным, — все это нравственные феномены, которые невозможно наблюдать
***
Я не упрекаю русских в том, что они таковы, каковы они есть, я осуждаю в них притязания казаться такими же, как мы. Пока они еще необразованны — но это состояние по крайней мере позволяет надеяться на лучшее; хуже другое: они постоянно снедаемы желанием подражать другим нациям, и подражают они точно как обезьяны, оглупляя предмет подражания. Видя все это, я говорю: эти люди разучились жить как дикари, но не научились жить как существа цивилизованные, и вспоминаю страшную фразу Вольтера или Дидро, забытую французами: «Русские сгнили, не успев созреть».